Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм
В этом отрывке Бахофен не только изложил одно из самых лаконичных и прекрасных описаний проблемы объективности и внутренней свободы в исторических исследованиях, но также правдиво обрисовал собственный подход. Читатель, открывший его труды, будет поражен – с каждой страницей все более и более – объективностью Бахофена. Его не восхищает – как и его великого соотечественника Карла Якоба Буркхардта[9] – гвалт современной власти и успеха, и даже собственные склонности и ценности не способны вынудить его исказить картину прошлого. Бахофен называл свой метод eine naturforschende Methode[10] (там же, стр. 242), под чем подразумевал «строго объективную оценку» (там же), и чтобы получить полное представление об уникальных качествах Бахофена как наблюдателя и ученого, необходимо прочесть его собственный отчет о разнообразных применениях этого метода.
«Материнское право» опубликовали приблизительно в то же самое время, что и основополагающий труд Дарвина. Несмотря на множество очевидных различий между работами Дарвина и Бахофена, нельзя не заметить, что Бахофен применил принцип эволюции к развитию человека и истории. Он тоже видит истоки человеческой эволюции скромными и даже унизительными для нашей гордости.
«Даже если картина, которая раскроется тогда перед нашим взором, покажется вовсе не утешительной и мало даст оснований гордиться благородством нашего происхождения, то все же вид постепенного, пошагового преодоления животных начал нашей природы сможет укрепить нашу твердую уверенность в том, что, невзирая на все взлеты и падения своей истории, человеческий род способен победоносно завершить свой путь, ведущий снизу вверх: от глубокой ночи материальности к свету небесного духовного начала» (там же, стр. 185).
А также:
«Кто не был бы рад присоединиться к этому мнению, оберегая нынешние поколения от болезненных воспоминаний о столь недостойном детстве? Но свидетельства истории не позволяют, поддавшись нашептываниям гордыни и самолюбия, подвергнуть сомнениям крайне медленное продвижение человечества к цивилизованным брачным отношениям» (там же, стр. 93).
Нельзя закончить это краткое описание метода Бахофена, не удостоив хотя бы упоминанием его диалектический подход. Как и Гегель, Бахофен считал конфликт и противоречие катализаторами прогресса. Каждый исторический феномен следует понимать как реакцию на предшествовавшую противоположную ситуацию: «Движение, причем движение двустороннее, исходящее из противоположных направлений, в том числе и движение права, есть принцип всего феноменального творения» (там же, стр. 227). Такое понимание диалектической природы исторического процесса позволило Бахофену увидеть, что каждое крайнее проявление некой установки является результатом преодоления предшествовавшей противоположной ситуации, и, если копнуть достаточно глубоко, в новой крайности всегда можно будет обнаружить следы более ранней противоположности. (Ср. у Фрейда «возврат вытесненного» в концепции формирования реакции.)
Неудивительно, что такого человека, как Бахофен, истинного ученого по духу, не прельщало использование количественного метода в общественных науках. Тщательный и исчерпывающий анализ одного явления имеет большую ценность, чем демонстрация множества параллелей, ни одна из которых не является до конца убедительной. По мнению Бахофена, сотня полудоказательств ни в коем случае не может сравниться с доказательством, полученным в ходе скрупулезного анализа. Он продемонстрировал, что нельзя отделять друг от друга понимание общественного устройства, законов, религии, семейной констелляции[11] и структуры характера. Идею, которая лишь в недавние годы начала набирать популярность, Бахофен полностью осознавал и применял еще столетие назад. По этой самой причине его нельзя назвать ни антропологом, ни археологом, ни философом, ни психологом, ни социологом, ни историком. Бахофен – исследователь науки о людях, для которого ни один из аспектов этой науки не существует отдельно от всех остальных.
Я отметил здесь любопытное противоречие между судьбой трудов Бахофена и Фрейда. Кроме того, в работе и личностях двух этих людей существуют и другие важные различия – однако они также помогают подчеркнуть удивительное сходство.
Внимание обоих сосредоточено на одной и той же проблеме – изучении развития человека через понимание развития его отношений с матерью и отцом. Как для Бахофена, так и для Фрейда развитие людей начинается с привязанности к матери, которая затем растворяется и заменяется отношениями с отцом как центральным объектом привязанности. Но сколь разнится значение этой привязанности! Для Фрейда она имеет по большей части сексуальную природу; этим своим предположением Фрейд отвлек внимание от факта, на который Бахофен, наоборот, пролил свет, – отношения с матерью являются первыми и самыми глубокими эмоциональными отношениями маленького ребенка. Самое сильное томление младенца, томление, которое не покидает человека до тех пор, пока он не возвращается к матери-земле, – это жажда материнской любви; мать для него – это жизнь, тепло, пища, счастье, безопасность. Это безусловная любовь, возможность быть любимым не потому, что я послушный, хороший, полезный, а потому, что я – ребенок своей матери, потому что я нуждаюсь в любви и защите. Так вышло, что Фрейд – вероятно, по причинам, коренящимся в его собственном характере, – рационализировал это сильнейшее из всех аффективных влечений как сексуальную привязанность, опираясь на тот факт, что у маленького мальчика сексуальный инстинкт уже активен и что мать – единственная женщина, с которой он интимно близок и которая в процессе ухода за ним физически даже стимулирует его сексуальные желания. Фрейд выказал странное пренебрежение эмоциональной значимостью матери, выразившись так: «Я не мог бы отметить иной потребности в детстве, столь
